|
CHAPTER III
A Caucus-Race and a Long Tale
They were indeed a queer-looking party that assembled on the bank--the birds with draggled feathers, the animals with their fur clinging close to them, and all dripping wet, cross, and uncomfortable.
The first question of course was, how to get dry again: they had a consultation about this, and after a few minutes it seemed quite natural to Alice to find herself talking familiarly with them, as if she had known them all her life. Indeed, she had quite a long argument with the Lory, who at last turned sulky, and would only say, `I am older than you, and must know better'; and this Alice would not allow without knowing how old it was, and, as the Lory positively refused to tell its age, there was no more to be said.
At last the Mouse, who seemed to be a person of authority among them, called out, `Sit down, all of you, and listen to me! I'LL soon make you dry enough!' They all sat down at once, in a large ring, with the Mouse in the middle. Alice kept her eyes anxiously fixed on it, for she felt sure she would catch a bad cold if she did not get dry very soon.
`Ahem!' said the Mouse with an important air, `are you all ready? This is the driest thing I know. Silence all round, if you please! "William the Conqueror, whose cause was favoured by the pope, was soon submitted to by the English, who wanted leaders, and had been of late much accustomed to usurpation and conquest. Edwin and Morcar, the earls of Mercia and Northumbria--"'
`Ugh!' said the Lory, with a shiver.
`I beg your pardon!' said the Mouse, frowning, but very politely: `Did you speak?' `Not I!' said the Lory hastily.
`I thought you did,' said the Mouse. `--I proceed. "Edwin and Morcar, the earls of Mercia and Northumbria, declared for him: and even Stigand, the patriotic archbishop of Canterbury, found it advisable--"'
`Found WHAT?' said the Duck.
`Found IT,' the Mouse replied rather crossly: `of course you know what "it" means.' `I know what "it" means well enough, when I find a thing,' said the Duck: `it's generally a frog or a worm. The question is, what did the archbishop find?'
Бестолкотня и длинный рассказ.
Странное общество собралось на берегу: птицы с испачканными в грязи перьями, животные с прилипшей к телу шерстью. Все они вымокли до того, что с них текла вода, и все были мрачны.
Прежде всего, нужно было, конечно, подумать о том, как бы обсушиться. Птицы долго толковали об этом; Алиса тоже принимала участие в разговоре и относилась к ним так по-дружески и запросто, как будто знала их всю жизнь. И это совсем не казалось ей странным. Она довольно долго спорила с Лори, райским попугаем, который под конец нахмурился и сказал: «Я старше тебя и потому знаю больше». Но Алиса не могла согласиться с этим, не имея понятия о том, сколько ему лет. Лори самым решительным образом отказался сообщить свой возраст и на это уже, конечно, нечего было возразить.
– Если вы все сядете и выслушаете меня, – сказала Мышка, которая, по-видимому, пользовалась в этом обществе большим авторитетом, – то вы скоро высохнете.
Все тотчас же сели в кружок, а Мышка устроилась посредине. Алиса тревожно смотрела на нее: она была уверена, что может простудиться, если шкурка ее не скоро высохнет.
Г-м! – важно сказала Мышка. – Уселись? Вы сразу высохнете от моего рассказа, так как не существует более сухой информации. Попрошу вас молчать и сидеть, как можно тише: Итак: Вильгельм Завоеватель имел большую поддержку у римского папы. Папа взял его сторону, и Вильгельм мог предложить свои услуги Англии. Предложение его было принято, так как англичане сильно нуждались в полководцах. Он же привык к завоеваниям и победам. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумберленда...
-Уф! - произнес Лори с содроганием.
-Что, простите? - нахмурившись сказала мышка. - Вы что-то сказали?
-Это не я! - быстро пробормотал Лори.
- Значит, мне показалось, - сказала мышка. - Продолжаю. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумберлэнда, объявили себя на стороне Вильгельма, и даже Кэнтерберийский архиепископ Стайдженд, известный патриот, нашел это благоразумным.
– Нашел что? – спросила Утка.
– Нашел это, – сказала Мышь раздраженным голосом. – Вы, конечно, поняли, что значит «это».
– Я отлично понимаю, что значит «это», когда сама что-нибудь нахожу, – заметила Утка. – Это обыкновенно лягушка или гусеница. Но, спрашивается, что нашел архиепископ?
The Mouse did not notice this question, but hurriedly went on, `"--found it advisable to go with Edgar Atheling to meet William and offer him the crown. William's conduct at first was moderate. But the insolence of his Normans--" How are you getting on now, my dear?' it continued, turning to Alice as it spoke.
`As wet as ever,' said Alice in a melancholy tone: `it doesn't seem to dry me at all.'
`In that case,' said the Dodo solemnly, rising to its feet, `I move that the meeting adjourn, for the immediate adoption of more energetic remedies--'
`Speak English!' said the Eaglet. `I don't know the meaning of half those long words, and, what's more, I don't believe you do either!' And the Eaglet bent down its head to hide a smile: some of the other birds tittered audibly.
`What I was going to say,' said the Dodo in an offended tone, `was, that the best thing to get us dry would be a Caucus-race.'
`What IS a Caucus-race?' said Alice; not that she wanted much to know, but the Dodo had paused as if it thought that SOMEBODY ought to speak, and no one else seemed inclined to say anything.
`Why,' said the Dodo, `the best way to explain it is to do it.' (And, as you might like to try the thing yourself, some winter day, I will tell you how the Dodo managed it.)
First it marked out a race-course, in a sort of circle, (`the exact shape doesn't matter,' it said,) and then all the party were placed along the course, here and there. There was no `One, two, three, and away,' but they began running when they liked, and left off when they liked, so that it was not easy to know when the race was over. However, when they had been running half an hour or so, and were quite dry again, the Dodo suddenly called out `The race is over!' and they all crowded round it, panting, and asking, `But who has won?'
This question the Dodo could not answer without a great deal of thought, and it sat for a long time with one finger pressed upon its forehead (the position in which you usually see Shakespeare, in the pictures of him), while the rest waited in silence. At last the Dodo said, `EVERYBODY has won, and all must have prizes.'
`But who is to give the prizes?' quite a chorus of voices asked.
`Why, SHE, of course,' said the Dodo, pointing to Alice with one finger; and the whole party at once crowded round her, calling out in a confused way, `Prizes! Prizes!'
Alice had no idea what to do, and in despair she put her hand in her pocket, and pulled out a box of comfits, (luckily the salt water had not got into it), and handed them round as prizes. There was exactly one a-piece all round.
`But she must have a prize herself, you know,' said the Mouse.
`Of course,' the Dodo replied very gravely. `What else have you got in your pocket?' he went on, turning to Alice.
`Only a thimble,' said Alice sadly.
`Hand it over here,' said the Dodo.
Then they all crowded round her once more, while the Dodo solemnly presented the thimble, saying `We beg your acceptance of this elegant thimble'; and, when it had finished this short speech, they all cheered.
Alice thought the whole thing very absurd, but they all looked so grave that she did not dare to laugh; and, as she could not think of anything to say, she simply bowed, and took the thimble, looking as solemn as she could.
The next thing was to eat the comfits: this caused some noise and confusion, as the large birds complained that they could not taste theirs, and the small ones choked and had to be patted on the back. However, it was over at last, and they sat down again in a ring, and begged the Mouse to tell them something more.
`You promised to tell me your history, you know,' said Alice, `and why it is you hate--C and D,' she added in a whisper, half afraid that it would be offended again. `Mine is a long and a sad tale!' said the Mouse, turning to Alice, and sighing. `It IS a long tail, certainly,' said Alice, looking down with wonder at the Mouse's tail; `but why do you call it sad?'
Мышь оставила без внимания этот вопрос и поспешно продолжала. – Нашел это благоразумным и сам отправился с Эдгаром Аселингом навстречу Вильгельмуу Завоевателю и предложил ему корону. Вильгельм вел себя сначала очень скромно, но дерзость нормандцев... Ну, как вы себя теперь чувствуете, душенька? – прибавила Мышка, неожиданно обращаясь к Алисе.
– Я все такая же мокрая, – грустно ответила Алиса, – я ни крошечки не высохла. Ваша сухая информация не помогает.
– В таком случае,– торжественно проговорил Древний Дронт, вскочив с места,– предлагаю собранию принять более радикальные меры и... отложить заседание.
– Говори понятнее!– прервал его Орланчик, – я не понимаю и половины твоих ученых слов, да думаю, что и сам ты не понимаешь их, – прибавил он и нагнул голову чтобы скрыть улыбку. А некоторые из присутствующих не могли удержаться от смеха, и довольно громко захихикали.
– Я хотел сказать, – обиженно проговорил Древний Дронт,– что мы просохнем быстрее всего, если устроим бестолкотню.
– Что такое «бестолкотня»?– спросила Алиса.
– Чтоб объяснить, что это такое, лучше всего этим заняться. (И так как сами вы, наверное, захотите этим заняться как-нибудь зимою, я вам расскажу, как этим занимался Древний Дронт).
Он выбрал подходящее место и предложил, что бы кто-нибудь дал знак, когда начинать, прокричав «Раз-два-три!», но никто этого не делал и всякий бежал, когда хотел, и останавливался, когда уставал. Прошло с полчаса, и все уже успели высохнуть.
– Довольно! Бестолкотня закончена!– крикнул Древний Дронт.
Все окружили его.
– Кто же победитель?– спрашивали его наперебой.– Кому достался приз?
Древний Дронт, не мог ответить на этот вопрос, не подумав, и долго стоял, приложив коготь ко лбу, а участники бестолкотни смотрели на него молча и ждали.
– Все победители; все получают приз, и каждому он должен быть выдан! – наконец решил Древний Дронт.
– А кто же будет выдавать их?– крикнуло множество голосов.
– Конечно, она,– ответил Древний Дронт, показав на Алису.
– Призы!.. Призы!..– закричали все, бросившись к Алисе.
Она растерялась и, не зная, что делать, опустила руку в карман. К счастью, в нем нашлась коробочка цукатов, не испорченных соленой водой. Она стала раздавать их как призы, и как раз по одной штуке досталось каждому.
– Но ведь она сама должна получить приз,– сказала Мышка.
– Конечно, – согласился Древний Дронт.
– Нет ли у тебя еще чего-нибудь в кармане? – спросил он, обратившись к Алисе.
– Только один наперсток, – грустно ответила она.
– Давай его сюда, – сказал Древний Дронт.
Все окружили Алису, а Древний Дронт торжественно вручил ей наперсток, сказав при этом:
– Просим тебя принять эту изящную вещицу! – и со всех сторон раздались восторженные крики и рукоплескания.
Церемония эта показалась Алисе очень глупой, но все смотрели так серьезно, что она не решилась засмеяться. Не зная, что сказать, она молча поклонилась и взяла наперсток, стараясь тоже смотреть как можно серьезнее.
Затем общество принялось за цукаты, и скоро послышался шум и недовольные крики. Большие птицы жаловались, что совсем не могли разобрать вкус цукатов, а маленькие давились ими, и их приходилось хлопать по спине. Наконец цукаты были съедены. Все снова уселись и попросили мышку рассказать еще что-нибудь.
– Ты обещала рассказать мне свою историю, – сказала Алиса, – и объяснить, почему ты не любишь «к» и «с». – Она не решилась сказать «кошек» и «собак», да и одни начальные буквы произнесла шепотом, чтобы не обидеть и не испугать мышки.
– Моя история очень длинная и грустная, – со вздохом сказала Мышка, обернувшись к Алисе, – но, выслушав ее, не надо меня называть хвастуньей, а помнить только, что я способна на мужество и самопожертвование.
– Ваша история наверно интересна, – ответила Алиса, глядя на хвост мышки, – но все же слово хвастунья очень вам к лицу, и я понять, не могу, почему оно вам не нравится.
And she kept on puzzling about it while the Mouse was speaking, so that her idea of the tale was something like this:--
`Fury said to a
mouse, That he
met in the
house,
"Let us
both go to
law: I will
prosecute
YOU. Come,
I'll take no
denial; We
must have a
trial: For
really this
morning I've
nothing
to do."
Said the
mouse to the
cur, "Such
a trial,
dear Sir,
With
no jury
or judge,
would be
wasting
our
breath."
"I'll be
judge, I'll
be jury,"
Said
cunning
old Fury:
"I'll
try the
whole
cause,
and
condemn
you
to
death."'
`You are not attending!' said the Mouse to Alice severely. `What are you thinking of?'
`I beg your pardon,' said Alice very humbly: `you had got to the fifth bend, I think?'
`I had NOT!' cried the Mouse, sharply and very angrily.
`A knot!' said Alice, always ready to make herself useful, and looking anxiously about her. `Oh, do let me help to undo it!'
`I shall do nothing of the sort,' said the Mouse, getting up and walking away. `You insult me by talking such nonsense!'
`I didn't mean it!' pleaded poor Alice. `But you're so easily offended, you know!'
The Mouse only growled in reply.
`Please come back and finish your story!' Alice called after it; and the others all joined in chorus, `Yes, please do!' but the Mouse only shook its head impatiently, and walked a little quicker.
`What a pity it wouldn't stay!' sighed the Lory, as soon as it was quite out of sight; and an old Crab took the opportunity of saying to her daughter `Ah, my dear! Let this be a lesson to you never to lose YOUR temper!'
`Hold your tongue, Ma!' said the young Crab, a little snappishly. `You're enough to try the patience of an oyster!'
`I wish I had our Dinah here, I know I do!' said Alice aloud, addressing nobody in particular. `She'd soon fetch it back!'
`And who is Dinah, if I might venture to ask the question?' said the Lory.
Alice replied eagerly, for she was always ready to talk about her pet: `Dinah's our cat. And she's such a capital one for catching mice you can't think! And oh, I wish you could see her after the birds! Why, she'll eat a little bird as soon as look at it!'
This speech caused a remarkable sensation among the party. Some of the birds hurried off at once: one old Magpie began wrapping itself up very carefully, remarking, `I really must be getting home; the night-air doesn't suit my throat!' and a Canary called out in a trembling voice to its children, `Come away, my dears! It's high time you were all in bed!' On various pretexts they all moved off, and Alice was soon left alone.
`I wish I hadn't mentioned Dinah!' she said to herself in a melancholy tone. `Nobody seems to like her, down here, and I'm sure she's the best cat in the world! Oh, my dear Dinah! I wonder if I shall ever see you any more!' And here poor Alice began to cry again, for she felt very lonely and low-spirited. In a little while, however, she again heard a little pattering of footsteps in the distance, and she looked up eagerly, half hoping that the Mouse had changed his mind, and was coming back to finish his story.
Пока мышь говорила, Алиса все время в упор глядела на мышиный хвост, – вот почему рассказ представился ей в следующем виде:
Кошка
однажды
в старом
амбаре
мышь
разыскала
и ей говорит:
«Так жить
не годится,
мы будем
судиться,
увильнуть
и не думай,
пощады
не жди!»
«О, пощади!»
мышь
ответить
успела,
судиться она
совсем
не хотела,
но старая
кошка
шипела,
пыхтела
и кончила
тем, что
вдруг
заявила:
«На этом
суде
я тебя
съем!»
- Вы, кажется, не слушаете меня! вдруг строго сказала Мышка, взглянув на Алису. – О чем вы думаете?
– Нет, я слушаю внимательно,– кротко ответила Алиса, – вы дошли до пятого изгиба... если не ошибаюсь.
– Я дошла до так называемого узла...
– Узел на хвостике! – воскликнула Алиса, всегда готовая оказать услугу. – О, дайте мне его развязать!
– Не дам! – сказала Мышь, вставая, чтобы уйти. – Предложения ваши нелепы и оскорбительны!
– Я не хотела вас оскорбить, – взмолилась Алиса, – но вы право слишком обидчивы!
Мышь только проворчала что-то в ответ.
– Вернитесь, пожалуйста, и доскажите свою историю! – крикнула Алиса. Все остальные тоже начали упрашивать Мышку вернуться, но она нетерпеливо покачала головой и прибавила шагу.
– Как жаль, что Мышка ушла! – сказал Лори, когда она пропала из виду.
А старый Краб, воспользовавшись, случаем, сказал младенцу Крабу: – Ах! милый мой! Прими во внимание этот урок и никогда не выходи из терпения!
– Замолчи, папа, – резко ответил младенец Краб, ты сам способен вывести из терпения даже терпеливую устрицу!
– Хорошо, если бы Дина была здесь! – воскликнула Алиса. – Она живо вернула бы ее назад.
– А кто такая Дина, если смею спросить? – сказал Лори.
– Это наша кошка, – горячо проговорила Алиса; она всегда была готова рассказывать про свою любимицу. – Она отлично ловит мышей! А посмотрели бы вы, как она охотится за птицами! Она в одну минуту схватывает и съедает маленькую птичку!
Слова Алисы сильно взволновали общество.
– Мне пора домой! – сказала старая Сорока. – От холодного воздуха у меня может заболеть горло.
А Канарейка дрожащим голосом звала своих птенчиков:
– Скорее, дети! – кричала она. – Вам давно уже пора спать.
Все, ссылаясь на какую-нибудь уважительную причину, улетали или уходили, и через несколько минут Алиса осталась одна.
– Как жаль, что я упомянула о Дине, – грустно проговорила она. – Никто здесь, по-видимому, не любит ее, а между тем другой такой хорошенькой кошки не найдется во всем свете! Ах, моя милочка Дина! Неужели я никогда не увижу тебя?
Тут бедная Алиса снова заплакала: она чувствовала себя такой несчастной и одинокой!
Через некоторое время недалеко от нее послышались шаги. Тогда она обернулась в ту сторону, надеясь, что Мышка передумала и возвращается назад, чтобы досказать свою историю.
| 
